Доклад, сделанный на прошедшем 15 мая в Челябинском педагогическом университете форуме «Традиционные ценности России – путь спасения семьи и детства», организованный общественной организацией «Родительское Всероссийское Сопротивление».
Вот уже почти 7 лет в Пермском крае действует пилотный проект «Пермская модель ювенальной юстиции». Подается это как «правосудие, дружественное к детям» и «восстановительные технологии». Например, между Пермским краевым судом и Правительством Пермского края действует соглашение «О взаимодействии в сфере дружественного детям правосудия». Данный документ подготовлен в рамках совместной работы правительства Пермского края и Пермского краевого суда, Координационного Совета по реализации Национальной Стратегии в Интересах детей на 2012-2017 годы, созданного Указом губернатора Пермского края от 18.10.2012 № 82, концепции долгосрочной целевой программы «Семья и дети Пермского края на 2014-2017 годы».
Курс по развитию проекта «Пермская модель ювенальной юстиции» поддерживается правительством Пермского края, министерством социального развития, институтом уполномоченных по правам человека в Пермском крае.
Насколько эффективным оказался опыт внедрения специального правосудия для несовершеннолетних в Пермском крае, это отдельная тема, требующая подробного изучения, а данный доклад посвящен понятию ювенальной юстиции, выведенному за рамки уголовного права и распространённому на семейные правоотношения.
За время своей работы пермское отделение «Родительского Всероссийского Сопротивления» столкнулось с одной яркой особенностью риторики чиновников Пермского края. Этой особенностью является то, что чиновниками различных уровней буквально отрицается внедрение ювенальных механизмов фактически выстраивающих у нас работающую систему ювенальной юстиции западного образца. В последнее время всё это проводится ещё и под риторику «защиты традиционных ценностей», «сохранения семьи» и т.д. В качестве примера подобного отрицания я могу привести цитаты Сергея Валерьевича Большакова, заместителя министра министерства социального развития Пермского края и Павла Микова, пермского детского омбудсмена.
С.В. Большаков: «Очень важно называть вещи своими именами и не путать понятия. Акцент в создании ювенальных законов в России делается на создании системы правосудия для защиты несовершеннолетних. Мы говорим о создании возможности оказания подростку всесторонней помощи, чтобы он не стал преступником. На деле же раздувается миф о какой-то непонятной связи между специальным правосудием для несовершеннолетних и действиями органов опеки и попечительства» (15.05.2013, статья в «АиФ-Прикамье»).
П.В. Миков: «И все ювенальные технологии, о которых вы говорите, это ровно касается восстановления ребенка, вступившего в конфликт с законом, с обществом, в нормальные отношения. Вы абсолютно неверно понимаете, что такое ювенальные технологии. Что такое ювенальная юстиция.» (12.02.2014, эфир радиостанции «Эхо-Перми»).
Пермское отделение «Родительское Всероссийское Сопротивление» утверждает, что данные утверждения чиновников не соответствуют действительности. Примерно за год своей работы наше отделение столкнулось с неоспоримыми доказательствами действия ювенальных механизмов. Например, в Перми действует документ «Порядок межведомственного взаимодействия по профилактике детского и семейного неблагополучия», который юристы оценивают, как достаточно опасный. С тем, как на практике работает данный документ, наша организация сталкивается буквально при каждом «ювенальном» случае.
Можно подробно разбирать подобные документы и спорить о том, насколько они опасны, но практика говорит сама за себя. Поэтому, лучшей демонстрацией того, к каким результатам привел «пермский ювенальный эксперимент» являются случаи, с которыми пришлось работать пермскому отделению «Родительского Всероссийского Сопротивления». Я предлагаю на их примере продемонстрировать результаты Пермского ювенального эксперимента.
Первый случай, который хотелось бы разобрать, это случай, произошедший в Орджоникидзевском районе г. Перми.
От граждан поступил сигнал: в Перми из семьи изъяли двоих детей. Изъял участковый с сотрудником из отдела по делам несовершеннолетних. Всего детей в семье трое, но старший мальчик во время изъятия сбежал, а двое младших находятся в реабилитационном центре. Опека в изъятии не участвовала. По словам рассказчика, изъятие обосновали тем, что якобы «мама была пьяная». Наш собеседник заявил, что в «пьяную маму» не верит, да и вообще не понимает, где основание для изъятия.
Мы позвонили в реабилитационный центр. Спросили специалиста, который курирует этих детей: почему не отдаёте детей отцу? Основание для изъятия более чем странное, документов никаких по поводу изъятия детей родителям не предоставлено, фактически – дети похищены и увезены в неизвестном направлении. На каком основании не отдают детей? На это нам отвечают, что детей отдать не имеют права и действуют на основании федерального закона. Раз семье присвоен статус СОП, без согласия опеки отдать их родителям нельзя.
Мы встретились с родителями. Семья проживает в отдаленном районе, добираться туда достаточно долго. Обычная «брежневка», обычный подъезд. По квартире сразу видно, что проживает в ней типичная малоимущая семья, про квартиры которой чиновники от опеки как-то сказали: «чисто, но бедно». Видно, что родители затеяли ремонт, но из-за нехватки средств он затянулся.
Родители рассказывают такую версию событий: к бабушке, которая живёт в своей комнате, пришёл знакомый, который в процессе распития с ней спиртных напитков стал вести себя агрессивно. Отец в тот день был на работе, потому что работает по «скользящему графику».
Бабушка пошла к соседке, попросила её вызвать милицию. Мать в это время была больна и крепко спала. Дети в этот момент находились в квартире соседки, играли с её ребёнком. Сама соседка утверждает, что она в этот момент была на работе, а дети часто играют в их квартире вместе.
После звонка в милицию пришёл участковый, который к этой семье оказался неравнодушен, «ходит как к себе домой». По словам родителей, если ему не открывают дверь, он то глазок выдавит, то неприличное слово на ней напишет. А на четвертом этаже живёт соседка, которая находится с родителями в давнем конфликте, а вот с участковым она находится в дружеских отношениях.
Участковый вошёл в квартиру, поднял мать с постели и начал её обвинять в том, что она находится в нетрезвом состоянии, что не знает, где у неё находятся дети, что дети находятся без присмотра. Узнав, где находятся дети, он поднялся к той квартире, начал с силой колотить в дверь. Напуганные дети дверь ему, конечно же, открыли.
Далее участковый с сотрудником ОДН составил акт об изъятии, в котором указал, что мать якобы находится в нетрезвом состоянии и дети у неё находятся без присмотра. Понятым выступил нетрезвый сосед, который часто имеет дело с участковым. Другой понятой выступила та самая соседка, которая вызывала милицию. Как мы потом выяснили, она из своей квартиры вообще не выходила, пока происходили все эти события, акт ей на подпись принесли прямо в её квартиру. Мать подписывать акт отказалась, копию участковый ей не предоставил, освидетельствование на состояние алкогольного опьянения мать не возили. Во время подписания акта старший сын сбежал, а девочку 4 лет и мальчика 5 лет, увезли в неизвестном направлении. Без копии составленного акта изъятия, без присутствия органов опеки, не оставив вообще никакого документа. Отец о том, что детей изъяли, узнал только на следующий день, когда пришёл с работы.
Оказалось, что семья признана находящейся в социально опасном положении (СОП). По этому поводу между семьёй и службой опеки был в 2010 году заключён некий договор, в котором прописан механизм социального патроната.
Безусловно, ситуация требовала более тщательного разбора, но, познакомившись с родителями и получив информацию о том, как были изъяты из семьи дети, мы поняли, что изъятие проведено с нарушениями закона и что детей необходимо срочно возвращать в семью обратно. На тот момент дети находились в социально-реабилитационном центре.
Далее мы звонили в службу опеки района, где нам сообщили, что об изъятии детей из семьи опека вообще не в курсе. Посетили реабилитационный центр, задали сотрудникам всё те же вопросы, которые задавали ранее по телефону. Нам снова ответили, что детей родителям не отдают на основании ФЗ 120. Сообщили, что родителям надо идти в территориальное управление (ТУ) Минсоцразвития по городу Перми.
В этот же день в центр приехали родители, им позволили увидеться с детьми. Затем они поехали в ТУ Минсоцразвития, где с нашей помощью написали заявление с требованием вернуть детей. Родителей никто прав не лишал, но детей отдать могут только по разрешению опеки, потому что семья поставлена на учёт как семья, находящаяся в СОП.
Мы договорились, что в этот же день инспектор опеки выедет на место для составления акта, чтобы ускорить процесс возвращения детей в семью. Помимо этого, дом посетила сотрудница реабилитационного центра. Она тоже составила акт и сказала родителям, что нужны характеристики. Вечером того же дня мать привезла характеристики в центр. Однако детей опять не отдали.
В этот же день мы позвонили в министерство – специалисту, с которым уже общались. Она пояснила, что сотрудники опеки были на выезде и якобы выяснили, что детей забрали с улицы полуголых, голодных, а мать их в тот момент была в нетрезвом состоянии. То есть они это выяснили спустя 5 дней после изъятия! Однако же, всё это было написано в том самом акте участкового, который послужил основанием для изъятия детей и который лежал в центре с того самого дня, как дети к ним поступили.
Потом мы снова выехали в район проживания семьи, составили и подали заявки в прокуратуру на участкового и опеку. Сосед из квартиры, откуда участковый забирал детей, написал объяснительную по поводу того, почему дети находились у них.
Затем мы вместе с родителями направились в ТУ Минсоцразвития. Пока мы ехали, отцу на мобильный позвонила сотрудница реабилитационного центра, которая приезжала к ним для составления акта. Во время разговора она сообщает отцу, что характеристики оформлены неправильно и документы придется переделать. Это при том, что район проживания семьи достаточно отдалённый. Было очевидно, что чиновница таким образом хочет потянуть время.
Приехали в территориальное управление Минсоцразвития. Зашли к начальнику отдела опеки; было заметно, что она узнала родителей. Она сообщила, что мы зря приехали к ней и что нам надо было ехать в отдел опеки Орджоникидзевского района. Мы уточнили, выдаёт ли решение о возврате детей территориальное управление, пояснили, что все документы предоставлены. Сначала нам предложили в очередной раз «прийти завтра», а в результате перенаправили к начальнику территориального управления и сказали, что детей вернут. Начальник ТУ спрашивает, осознают ли родители выдвинутые к ним претензии. На вопрос, о каких претензиях речь, начальник ответить не смогла, вину своих сотрудников не признала. Детей в итоге вернули, семья отправилась домой. Для возвращения детей потребовалась примерно неделя. Случай этот произошёл примерно год назад.
Следующий случай был достаточно вопиющим. Девочку 13 лет, около полудня переходила улицу по нерегулируемому пешеходному переходу – в этот момент девочку сбил автомобиль Volkswagen. Водитель схватил потерявшую сознание школьницу, посадил в машину и отвёз в ближайшую подстанцию скорой помощи. Вернувшись через два часа на место ДТП с инспекторами ГИБДД, водитель, пытаясь уйти от ответственности и выставить девочку виноватой, при составлении протокола перенёс место ДТП на 20 метров по ходу движения.
А уже на следующий день отца вызвали в ОДН (Отдел по Делам Несовершеннолетних) МВД, где инспектор предложила ему подписать протокол об административном правонарушении, в котором было указано, что отец виновен в том, что ненадлежащим образом исполняет свои родительские обязанности. Отец девочки с такими выводами протокола не согласился. Дочь свою он любит, заботится о ней, но что же – за руку ему водить по улицам 13-летнего подростка? После чего ему было сказано , что если он не подпишет, ему придется пойти на комиссию. Комиссия, в свою очередь, даже не выслушав девочку, также признала её отца виновным в «ненадлежащем исполнении» отцовских обязанностей, дескать он не разъяснил ей правила дорожного движения.
Стоит упомянуть, что судебное заседание по поводу самого ДТП должно было состояться не ранее, чем через полгода. То есть комиссия продемонстрировала, что исходит из принципа презумпции виновности.
Далее состоялся районный суд, который жалобу отца с просьбой отменить постановление КДНиЗП — отклонил. После этого отец обратился за помощью к нам, подал жалобу уже в краевой суд с просьбой отменить и решение районного суда, и постановление КДНиЗП.
Рассмотрев дело об административном правонарушении, изучив доводы и жалобы отца, заслушав его, проверив дело в полном объёме, — словом, честно и полностью выполнив свои обязанности, краевой суд постановил решение районного суда и постановление КДНиЗП отменить.
В этом случае для того, чтобы доказать в судах, что отец надлежащим образом исполняет родительские обязанности и обвинения в его адрес абсурдны, потребовалось почти 3 месяца.
Третий случай еще не имеет своего окончания, поскольку всё решается буквально сейчас.
В Пермском крае, в поселке «Оверята» (Краснокамский район) живет семья, отец – Александр, сын Виталик 7 лет и бабушка Нина Федоровна. Отец и мать вместе не живут, по обоюдному согласию сын проживал с отцом и бабушкой. Семья типично малоимущая, отец работает в г. Пермь на Пермском Моторном заводе испытателем-механиком, каждый рабочий день ездит туда на электричке. Отец утверждает, что проблем с алкоголем нет, употребляет по праздникам, рукоприкладством в отношении ребенка не занимается, ребенка любит. Бабушка старенькая – очень верующий православный человек.
Примерно до января 2014 года семья проживала в частном доме, а потом бабушка заболела, и по этой причине им всем пришлось переехать в благоустроенную однокомнатную квартиру. Это добавило трудностей, поскольку дом оставлять совсем было нельзя, отец вынужден был разрываться между квартирой и домом.
Предыстория изъятия: ориентировочно в середине февраля Виталия, по пути из школы избили какие-то мальчишки. Он сообщил об этом бабушке или отцу вечером того же дня. Отец сейчас жалеет, что не пошли тогда в больницу, не привыкли по таким поводам обращаться, сын с кем-то подрался. Мальчик тихий, но может сдать сдачи, если обижают. На следующий день по причине побоев он не пошёл в школу.
20 февраля (отец не может сказать точную дату) отец поскандалил с бабушкой. Скандал произошёл на бытовой почве. Сильно ругались, бабушка в возбужденном состоянии убежала к соседке, соседка вызвала милицию. Отец разнервничался, ушёл в частный дом. Пока его не было, приехала полиция, и ребенка забрали. При этом составляли какой-то акт, но что там именно было написано, бабушка сказать не может, она плохо видит. Позвонила отцу, сказала, что ребенок сопротивлялся, никуда ехать не хотел, его увезли насильно. Было уже поздно, отец ничего предпринимать не стал, утром поехал на работу, сын ему позвонил с утра, спрашивал, когда отец его заберет, говорил шепотом.
Увезли сына в травматологию в Краснокамске, где диагностировали у него черепно-мозговую травму. Отдали ребенка из больницы только 24 или 25 числа. После этого ничего особенного не происходило.
3 апреля сын, после занятий забрал из школы лыжи и, не сообщив родителям, пошёл относить лыжи в их частный дом. Скорее всего, стал дожидаться там отца. Отец был в это время на работе. Позвонил сыну, его телефон не отвечал, ребенок оставил телефон в квартире. Александр после еще нескольких безуспешных попыток начал волноваться (что неудивительно, потому что в этом районе, был громкий случай пропажи ребенка). Он позвонил классному руководителю, после чего позвонил в полицию, сообщил, что ребенок пропал, у него взяли характеристику сына. В какой-то момент ему позвонила учительница и сказала, что ребенок находится в их частном доме.
Александр приехал в дом около 7-8 вечера, в доме горит свет, ребенка нет. Он снова позвонил учительнице около 8 вечера, она сказала, что ребенка забрала полиция.
Уже потом, примерно через неделю, Александра увидел соседский сын и рассказал о том, что Виталика через забор, за шиворот, перетаскивали полицейские, Виталик от них вырвался, попытался убежать, а его уже за углом догнали и увезли. Вот так ребенок был изъят.
В полиции Александру сказали, что ребенка не отдадут, инспектор ушел домой. Мать ребенка также попыталась забрать, ей его не отдали. К сожалению, для того, чтобы описать все приключения, которые случились с Александром после изъятия сына, мне не хватит отведенного времени. На Александра по ходатайству инспектора ОДН возбуждено уголовное дело по факту «причинения физической боли». Якобы в первый раз, когда ребенка увезли в больницу, Александр его избил. Версию о том, что ребенок подрался за несколько дней до помещения вы больницу, была инспектором якобы проверена и отброшена. Александру показывали в опеке документы, в которых было написано, что ребенка нашли чуть ли не в канаве, грязного, голодного. А после того, как Александр сказал, что есть свидетели и возможно даже видеозапись о том, что ребенка насильно вытащили из дома, документы эти не раз переделывали. Ребенка уже после изъятия привозили на какое-то время зачем-то в школу, директор школы говорил Александру, что ребенок был чистый. Тем не менее, в одном из документов указывается, что на момент помещения ребенка в реабилитационный центр «одежда на ребенке была грязная, с сильным запахом мочи». Сложно сказать, что было с ребенком после изъятия и помещения его в реабилитационный центр.
Работа опеки г. Краснокамск устроена крайне интересно, вопросами изъятия детей почему-то занимаются специалисты соцзащиты г. Краснокамск, отдел опеки находится по другому адресу, начальник опеки находится вообще в другом городе (Нытва). Вот и представьте, сколько времени уходит только на перемещение до этих учреждений из поселка, а потом на перемещение между ними. Не говоря уже о силах и нервах. Так Александр и ездил всё время после изъятия по службам, совмещая это с работой, на работе уже начали возникать неприятности. Его из опеки отправляли в ОДН, из ОДН в опеку и т.д. Александр вообще не может спокойно разговаривать с сотрудниками опеки и иных учреждений, достаточно быстро начинает ругаться, и нам после общения с опекой стало абсолютно понятно, почему. Мы можем с уверенностью сказать – этот человек без нашей или чьей либо еще помощи наверняка не смог бы справиться со свалившимися на него трудностями. Он просто не способен противостоять этой ювенальной машине.
Ребенок изъят из семьи, сейчас находится на так называемой «реабилитации» в семейно-воспитательной группе. Позиция опеки следующая - ребенка отдавать не хотим, хотим чтобы он месяц хотя бы прошёл реабилитацию, якобы ребенка избивают, он запуган, МВД завело уголовное дело на отца, видимо по этому поводу был присвоен статус СОП. Якобы с ребенком отцу видеться никто не запрещает, а отец выбрал вариант ходить везде и всюду.
Только после нашего вмешательства удалось получить разрешение на свидание Александра с сыном. Свидание было 5 мая, это был день рождения ребенка. Отец записал свидание на видео, при просмотре становится понятно, что ребенок выглядит подавленным.
Мы написали заявление на имя начальника опеки с требованием вернуть ребенка, поскольку законных оснований для изъятия ребенка из семьи не видим. Александр не лишён родительских прав и не ограничен в родительских правах, не признан виновным в каком-либо преступлении по приговору суда.
13 мая сотрудники опеки приходили в квартиру Александра для оценки жилищно-бытовых условий. В результате они предъявили претензии к тому, что «неаккуратно сложены вещи ребенка» и сказав Александру, что «он не идёт с ними на контакт», удалились из квартиры.
Мы давно обратили внимание на то, что в г. Краснокамск как-то особо себя проявляют различные ювенальные организации и вот сейчас столкнулись с тем, какая система оказалась там выстроена.
Такова ювенальная реальность Пермского края, таковы итоги Пермского ювенального эксперимента.
Отдельно хотелось бы отметить роль института уполномоченных. В каких-то регионах уполномоченные по правам ребенка занимают позицию защиты традиционных ценностей и охотно идут на выстраивание контактов с различными организациями защиты семьи. А вот в Пермском крае уполномоченным по правам человека является Татьяна Ивановна Марголина, а пост детского омбудсмена с 2008 года занимает Павел Владимирович Миков. Оба они известны тем, что последовательно проводят курс, направленный на разрушение традиционных ценностей и, конечно же, развитие системы ювенальной юстиции. При поддержке Павла Микова в Перми происходило разрушение системы детских домов и ускоренное создание системы семейно-воспитательных групп, он активно продвигает идеи сексуального просвещения детей и передачи важнейших государственных функций различным НКО. В феврале 2014 года Пермским отделением «РВС» был выпущен доклад «Детский вопрос и детская правозащита в пермском крае». Авторы доклада пришли к выводу, что взятый курс официальной детской правозащиты (Т.И.Марголиной и П.В.Микова) усиливает регрессивные явления (насилие в среде несовершеннолетних, разрушение инфраструктуры детства, беспредел бюрократии в отношении семьи и ребенка), не соответствует нормам общественной морали и политически деструктивен (системно антидемократичен и опирается на механизмы так называемой ювенальной модели управления производством человека).
Одним из главных шагов, предшествующих изъятию детей из семьи, является присвоение семье статуса социально-опасного положения (СОП), вследствие чего семья попадает под постоянный контроль.
Конечно, подобный механизм необходим, ведь факт наличия в обществе семей действительно неблагополучных никто не отрицает. Но каковы критерии постановки семьи в СОП? Согласно федеральный закону №120 «семья, находящаяся в социально опасном положении, — семья, имеющая детей, находящихся в социально опасном положении, а также семья, где родители или иные законные представители несовершеннолетних не исполняют своих обязанностей по их воспитанию, обучению и (или) содержанию и (или) отрицательно влияют на их поведение либо жестоко обращаются с ними». А вот, что значит «неисполнение родителями своих обязанностей по воспитанию детей» или «жесткое обращение с ними», об этом федеральное законодательство умалчивает. Необходимые уточнения предлагается искать в региональных законодательных документах, и таковые есть, но действуют они с точностью до наоборот – уточняют так, что все становится еще более размытым и не понятным. Таким документом как раз и является «Порядок межведомственного взаимодействия по профилактике детского и семейного неблагополучия».
Благодаря этому документу, любой семье достаточно просто присвоить статус СОП, после чего можно признать ребенка нуждающимся в «реабилитации», то есть, просто изъять его из семьи и поместить в СВГ на достаточно длительный срок.
Если посмотреть на приведённые мной случаи, то можно выделить основные принципы функционирования сложившейся системы:
1) Приоритет прав детей (как следствие первого пункта, происходит развращение детей, поощрение любого поведения ребенка, в итоге – фактический запрет на воспитание);
2) «Презумпция виновности» родителей (чиновники от ЮЮ в первую очередь следят за поведением родителей и, как правило, именно им предъявляют обвинения в нарушении прав детей);
3) Право чиновников на вмешательство в дела семьи и навязывание методов воспитания;
4) Контроль за питанием и досугом семьи, обеспечение права ребенка на «личное пространство», то есть тотальный контроль за всеми сферами семейной жизни;
5) Право чиновников на изъятие детей из семьи без решения суда
6) Работающая система распределения изъятых детей (реабилитационные центры, фостерная модель (семейно-воспитательные группы) и бизнес, построенный вокруг этого)
Простите, но разве на этих принципах построена не та самая западная модель, против внедрения которой и выражает свой протест наша организация? Так о чём же тогда постоянно говорят наши чиновники министерства социального развития, пермский уполномоченный по правам ребенка, когда отрицают тот факт, что в рамках «Пермского ювенального эксперимента» внедряются не только механизмы восстановительного правосудия, но и механизмы ювенальной юстиции западного образца, относящиеся к семейным правоотношениям?
С чем мы встречаемся в реальных семьях, оказавшихся в неблагоприятной ситуации? Все понимают, что в настоящее время в нашей стране огромное количество малоимущих семей сброшено в состояние социального ада, в котором им приходится выживать. Безработица, материальная необеспеченность – всё это даром не проходит. Где бедность – там и проблемы. Именно поэтому недобросовестные сотрудники опеки так «любят» подобные семьи. Тут всегда можно найти признаки «неблагополучия» или «ущемления» прав детей. В реальности же семья в «социально опасном положении» может оказаться обычной российской малоимущей семьёй, с обычными для неё проблемами, и изъятие детей в этом случае не что иное, как диверсия разнузданной бюрократии против социальных низов.
Считаем, что в нашем законодательстве должна появилась ответственность за необоснованное изъятие детей из семьи, вплоть до уголовной.
Алексей Мазуров, руководитель отделения ООЗС РВС г. Пермь