«О чем это? И почему «в кавычках», да еще и с многозначительным многоточием? Опять о детях и педагогике, мораль будете читать? Детский сад какой-то!..» – возмутился Непризнанный гений. Повеяло внешним высокомерием, прохладно дунуло превосходством.
Обычно после таких слов Непризнанного гения людишки обижались, ершились, как по «зеленой лампочке Павлова» условно-рефлекторно щерились привычными острыми локтями. «Опасность! Опасность! Тревога!» – так и кричат утомленные глаза и души обычных «обывателей», вынужденных в очередной раз доказывать, что имеют право на это место, на этот кусок еды, на эту территорию, на это положение. Сколько же можно! И здесь, здесь тоже!
Усталость подтачивает броню, непривычность и многолюдность, как вода, точит панцири. Все барьеры шатаются, кренятся, то тут, то там брешь, дыра, прорыв! А если они упадут, эти ограждения, то наружу выйдет неуверенный, добрый, надеющийся на хороший прием, мягкий, счастливый, радостный и мечтающий о дружбе, любви, добре Человек. Ранимый, еще не закаленный в открытых и честных боях с правилами, несколько раз обжегшийся, но еще живой, доверчивый и очень светлый человечек.
«Нет сил одному, нет, надо прикрыться, еще чем-то прикрыться, вокруг столько всего необычного, что не успеваешь отгораживаться, прятаться. Чем? Смехом, язвительным смешком, высмеиванием или усмешкой. Они отпугивают этих, других, чужих, неясных и опасных.
Обидой. Да, да, обидеть, может, чуть унизить, может, чуть уколоть – и они сами уйдут.
Нельзя выходить из норки, нельзя доверять, отгородиться, отгородиться…
И не вспоминать, и не обсуждать, и не приближаться впредь. Кто-то рядом, не сильно опасный, умный, похожий, знает правила поведения в приличной стае, узнаю его по внешним признакам, по похожим ужимкам и по привычному неживому смеху, отгоняющему других. Пока пусть постоит рядом, пусть помогает количеством, его тело прикроет сбоку и, может, первого сожрут его, а не меня», – так думал Непризнанный гений.
Мысли шарахались в голове, катались и постоянно тревожили. Потом успокоились, подпитались привычными словами, звуками, вещами. Хотелось еще чего-то привычного, но ничего, уже ничего, осталось подождать немного.
За время ночного отдыха броня восстановилась, человечек спокойно заснул внутри темного домика, построенного из снобизма и превосходства. Непризнанный гений чуть успокоился и, вооружившись холодной логикой, взяв в руки инструменты, дарованные образованием, пошел исследовать мир.
Мир опять удивлял. Опять настораживал непривычностью и нарушал законы выживания. «Кто они?» – еще и еще раз спрашивал себя Непризнанный гений, вглядываясь в лица окружающих его людей. «Странные, почему они не сожрали меня вчера, когда я был так слаб, когда был так оголен и сквозь прорехи брони можно было колоть нутро? Какие странные действия выполняют они, нерациональные и затратные для организма. Вот этот, крупный, мощный, неторопливо сильный, почему он не греет свое лицо на солнышке? Он уже собрал свои припасы, согнал в одно место свою личную стаю. У него удобная, выгодная позиция, сиди и охраняй, расслабься в ожидании возможной драки. Экономь силы, не трать энергию по пустякам. Зачем он пошел таскать чужие вещи? Может, я не вижу выгоду, старею, что ли? Или вот эти маленькие «недовзрослики», зачем они надрывают голосовые связки, зачем смеются просто так, ведь отгонять и привлекать некого. Что делают они все? Почему не только то, что нужно для обеспечения удобного и комфортного существования?» – недоумевал Непризнанный гений.
Он пошел изучать. Логично, холодно, разумно экспериментировать для увеличения количества крепких знаний. Крепких научных сведений не бывает мало, они, как светоотражательный щит, хорошо прикрывают очередным слоем броню душевного «нутряного».
«Я знаю этих людишек, они все очень типичны, я изучил их и умею просчитывать реакцию. Ну вот эти, например. О, с ними легче всего. У них «нутряной» всегда выглядывает в окошко, на окошке – решетка из правил. Их нужно только качнуть, поддеть, уколоть и «нутряной, внутренний» высунется, обиженно будет переживать, страдать, плакать внутри и кричать беззвучно, пряча обиду на нарушение правил. Этого их человечного человечка надо аккуратно так, хитрым и умным приемом унизить в оконце, опустить ему голову издалека, чтобы не высовывался. Тут будет весело, можно будет наслаждаться! Их (такой же добрый и мягкий, как мой) внутренний человечек заплачет, закричит внутри панциря, нырнет обиженно вглубь, а внешняя броня начнет издавать крики, будет волноваться, колыхаться, возмущаться. И так несколько раз, потом еще несколько. Правда, жалко, такие активные и веселые игрушки быстро перегорают, устают и совсем прячут мягенького внутрь, загоняют его глубоко - глубоко, окошки забивают непроницаемой темной броней, свет перестает проглядывать сквозь отверстия. И они такие скучные становятся, что-то начинают собирать, перекладывать, суетиться, что-то делать все время, да еще и злятся. Огрызаются потом как-то вяло, бессильно, не интересно. А жаль, действительно жаль, с ними так интересно играть.
А вот «недовзрослики» бегут. Они вообще непонятные, смотрят на тебя так, как будто видят насквозь. И не подходят, только смотрят и смотрят издалека, как будто зовут того, кого ты прячешь внутри. Глазами зовут, смехом вызывают, песней приманивают, движением упругим увлекают. Тревожные они, эти дети, неспокойно рядом с ними.
А еще очень много странных. То ли у них защита такая инновационная, то ли материалы импортные для брони используют. Нездешние какие-то, вроде колешь их, подталкиваешь, подпихиваешь, даже с ног сбиваешь, а они не уходят, не ломаются, не злятся. Смотрят, видят, но не отвечают. Бьешь их, а они все равно не уходят. Ломаешь, а они не ломаются. Бежишь вперед, догоняют, потому что ты им интересен. Отстаешь – ждут, потому что про тебя помнят. И все время они куда-то с собой зовут, почему-то они вместе что-то делают все время и всех зазывают, зазывают. Как магнитом к ним тянет, из породы они какой-то другой, цельной. И присмотрелся я, а материал то у них изменчивый, чем больше их вместе, чем больше они каких-то сообща действий делают, тем крепче у них защита становится. И кажется мне, что они без брони, что они открытые, только их «нутряной» крепкий очень, несгибаемый, сильный. Вроде даже без трещин они, цельные. И тянет к ним».
Еще ночь, еще день. «Я их слышать начал!» – испугался Непризнанный гений. «Меня тянет к ним, тянет. И не злые они вроде, не хотят больно сделать».
Внутри что-то зашевелилось, как иголочками стали покалывать смутные и спрятанные слова: «дружба», «товарищ», «дело», «вместе», «добро», «взаимовыручка», «труд», «радость», «сила», «воля», «свобода», «хорошо». А еще вспомнилось «спокойно», «уверенно», потом «поровну», «одинаково», «долг», «выполненное дело», «удовлетворение», «радость», «подъем», «желание», еще «вперед», «свет», «движение», «ура!» Затрещала броня, треснула и упала за ненадобностью.
«Хорошо-то как! Жизнь! Жизнь! Родина! Петь хочу, лететь, ввысь, к солнышку, к свету нестись и всех с собой, всех с собой взять! Всех! Вместе!»
Блестели над великой русской рекой Волгой сверкающие, чистые, прозрачные капли речной воды, взлетающие над байдарочными веслами. Первомайская зелень берёз ласкала взгляд. Белые стволы, наполненные жизнью, соком, светящиеся в отблесках речной воды, радовали людей. Простых и цельных, уверенных и сбросивших броню Человеков. Товарищей, не оглядывающихся каждую секунду через плечо, боясь подножки соседа по стае. Друзей, чувствующих теплое живое плечо товарища, доверяющих без проверки друг другу. Слышался смех, лилась цельная, уверенная, спокойная и мощная, гармоничная и единая общая песня.
Это неслась по реке Волге мощная, сильная, стройная эскадра байдарок под флагом «Суть времени», и всем из окрестных деревень хотелось бежать вслед единому, литому и закаленному в совместных делах коллективу.
Издалека долго
Течет река Волга,
Течет река Волга,
Конца и края нет.
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых
Течет моя Волга
А мне семнадцать лет.
Кульчицкая Анна, май 2016 года.